Аркадий Кошелев: Падение Звезды

Имя Аркадия Кошелева (1948 – 1994), к сожалению, до сих пор остаётся практически неизвестным широкому читателю. Даже в родном городе поэта – подмосковном Орехово-Зуево – сейчас лишь немногие знают и помнят о нём. Между тем, среди той плеяды талантливых литераторов, что вышли из Орехово-Зуевского литературного объединения в 60-70 годы ХХ века (а среди них можно упомянуть такие известные сейчас всей России имена, как Владислав Бахревский и Николай Дмитриев), Аркадий Кошелев был одним из самых заметных, самых одарённых. «Вряд ли в истории Орехово-Зуева был поэт, оставивший после своей короткой жизни такой яркий и неповторимый след», – написал в предисловии к его единственной, выпущенной посмертно книге стихов орехово-зуевский поэт и журналист Геннадий Красуленков.

К сожалению, даже большой поэтический дар далеко не всегда бывает востребован современниками. Да и сам поэт не слишком преуспел в том, чтобы сделать хоть какую-то литературную карьеру. Неудивительно, что в нашем прозаическом мире лирика Аркадия Кошелева не принесла её создателю ни большой славы, ни литературного признания, ни средств к существованию, в которых он нуждался, как и любой смертный. Скорее, наоборот, с ранней юности встав на путь поэтического творчества, Кошелев сознательно обрёк себя не только на жизнь, полную невзгод и лишений, но и на неотвратимый преждевременный уход из неё:

Мне уготована погибель,

Но не от яда и ножа,

Мне уготована погибель,

Я жду, пьянея и дрожа, –

и это написано им в восемнадцать лет, когда, казалось бы, ничто ещё не предвещало грядущей трагедии...

Изучая историю русской поэзии, можно заметить, что два великих художника, стоящих у её корней и определивших её развитие почти на два последующих века – Пушкин и Лермонтов – являют собой и два совершенно различных типа творческой личности: один – воплощение гармонии, другой – душевного разлада, поэзия одного – почти имперсональна, безличностна, другого – напротив, неразрывно связана с его собственной судьбой, болезненной рефлексией и фиксацией на своём «Я». И невозможно сказать, что какой-то из этих двух принципиально различных путей в искусстве позволяет глубже проникнуть в суть вещей или лучше отражать реальность. Очевидно, и тот, и другой имеют полное право на существование. Из поэтов, продолжающих в русской литературе лермонтовскую линию, то есть превративших свою собственную личную жизнь в материал для творчества, можно назвать, в первую очередь, таких больших художников, как Блок и Есенин, чья поэзия чрезвычайно близка сердцу каждого русского человека. Лирический герой их стихов, чтобы там не говорили профессиональные литературоведы, почти неотделим от личности его создателя, и, может быть, именно этим и близок нам, читателям, узнающим за поэтическими образами дыхание самой жизни, факты реальной человеческой судьбы.

Если в самых общих чертах попытаться охарактеризовать личность и творчество Аркадия Кошелева, то его, безусловно, следует отнести к поэтам лермонтовского типа, а весь корпус его стихов, подобно знаменитой блоковской трилогии, представляет собой единый гипертекст – своеобразный «роман в стихах», на протяжении которого перед нами развёртывается драма подлинной человеческой жизни, полной трагических ошибок и мучительных противоречий, но описанной беспристрастно и необычайно искренне. Это откровенная исповедь живой и беспокойной русской души, которой всегда недостаточно того, что у неё есть, и которой всегда будут тесны любые рамки и ограничения:

Коль кому стихи не нравятся,

Что могу сказать в ответ?

Я неопытный, непризнанный,

Может, вовсе не поэт.

 

Тут сравнение не нравится,

Здесь строка нехороша,

Неужели же по правилам

Петь должна моя душа?..  –

восклицает Кошелев в одном из ранних стихотворений. И, возможно, в этой самой «неправильности» и заключается одно из важнейших достоинств его лирики. Ведь, как известно, подлинную поэзию отличает от суррогата именно непредсказуемость, парадоксальность, неординарность в сочетании тех или иных слов, образов и понятий. Вместе тем, говоря о несомненных достоинствах лирики Кошелева невозможно сразу же не указать на другую её отличительную особенность – удивительную естественность и простоту его стиха, его музыкальность и напевность, его неповторимую интонацию, узнаваемую с первых строк любого стихотворения поэта – интонацию доверительную и щемящую, подкупающую своей неподдельной искренностью:

Милые, милые руки,

Где вы? На чьих плечах?

Музыки тёплые звуки

В сердце струят печаль.

 

Тёмный душистый вечер

К томной земле приник...

Время: оно ведь вечность,

Время: оно лишь миг...

Однако путь, избранный поэтом, таил в себе опасность, избежать которой в своё время не смогли ни Лермонтов, ни Блок, ни Есенин: делая предметом изображения в искусстве собственную жизнь, художник невольно заражается стремлением принести её в жертву искусству, ведь чем драматичнее и суровей жизненные обстоятельства, тем пронзительнее и чище звучит голос поэта, тем лучше становятся его стихи. Отсюда – тяга к саморазрушению, нарушение нравственных запретов, самоубийственные поступки, игра в прятки со смертью, которая рано или поздно приводит к трагическому финалу. Увы, такова цена, которую вынужден платить художник за реализацию отпущенного ему дара. И, наверное, мы не вправе судить поэта за то, что он прожил свою недолгую жизнь «не как все», что он распорядился ею именно так, а не иначе – как хотелось бы нам. В противном случае, возможно, и не было бы такого уникального поэта, и не осталось бы этих прекрасных, задевающих любое сердце стихов... Ибо только до конца осознав хрупкость, бренность и непостоянство нашей земной жизни, можно научиться по-настоящему ценить и осознанно прожить каждый отпущенный нам миг – единственный и неповторимый. Собственно, именно этому и учит нас поэзия Аркадия Кошелева.

Чтобы лучше понять истоки феномена его лирики, следует обратиться к фактам биографии поэта и обрисовать условия, в которых формировался его самобытный талант.

Аркадий Владимирович Кошелев родился 8 ноября 1948 года в городе Орехово-Зуево в семье 25-летнего студента-очника 1-ого курса МИСИ Владимира Васильевича Кошелева и 21-летней Ларисы Александровны Кошелевой (Назаренко), которая до рождения сына работала химиком-технологом на заводе «Карболит». Роды прошли тяжело: ребенок выжил чудом, гематомы на голове от щипцов рассосались только к году. Поначалу молодая семья жила трудно: отец Аркадия днём учился в институте, ночью работал грузчиком в магазине, мать подрабатывала пошивом одежды. Материальная стабильность придет в семью спустя годы, когда Аркадий уже будет заканчивать школу. К тому времени его отец, инженер-строитель по образованию, стал начальником филиала института «Мосгражданпроект», то есть фактически главным архитектором города, мать работала лаборантом в Орехово-Зуевском педагогическом институте. В семье было двое детей – сын и дочь.

После родовой травмы врачи опасались за умственное развитие мальчика, но к 4-х летнему возрасту Аркаша уже научился читать и писать. В то же время появились и первые стихи. Стихи приходили во сне: среди ночи он резко просыпался, хватал бумагу и карандаш, записывал стихотворение, после чего спокойно засыпал. Корректировки стихи не требовали. С самого раннего детства поэзия была его врожденным естеством, фатальным приговором.

Дед Аркадия по материнской линии – незаконнорожденный отпрыск двух аристократических семей: гречанки и итальянца, был усыновлен русским фабрикантом. В результате событий 1917 года лишился состояния, но не образования. Впоследствии он стал известным врачом, заведующим хирургическим отделением 1-ой «Морозовской» городской больницы. В годы Великой Отечественной войны был начальником военного госпиталя, проводил сложнейшие операции на полях сражений во время боёв. Был награжден Орденом Ленина.

Квартира деда-врача находилась на территории больницы. Часто бывая в гостях у бабушки с дедом, «путешествуя» по огромным загадочным коридорам морозовских зданий, Аркадий, тогда ещё впечатлительный, любознательный мальчишка, впитал в себя бабушкины рассказы об удивительно интересном человеке – Савве Морозове. Впоследствии эти яркие впечатления детства отразятся в знаменитой поэме «Савва Морозов».

От природы Аркадий был очень робким, застенчивым, и в детстве обществу сверстников предпочитал книги. Мать со скандалом выгоняла его на улицу, но через час он возвращался со словами: «Там нечего делать, я лучше почитаю». Однако в школе он не был отличником. В аттестате о среднем образовании – «тройки» по алгебре, геометрии, французскому языку, но зато «пятёрки» по литературе и истории. В школьной характеристике наряду с замечаниями о «неровной» успеваемости сказано, что Аркадий много читает, участвует в литературной жизни города, занимается спортом.

Действительно, Кошелев впервые пришёл в городское литературное объединение, когда ему было всего тринадцать лет. Несмотря на юный возраст, он, будучи ещё школьником, становится участником поэтических выступлений и творческих вечеров. По свидетельствам современников, свои стихи он исполнял так ярко, проникновенно и выразительно, что публика никогда не оставалась равнодушной: успех и известность – пусть даже в пределах родного города – быстро пришли к нему.

С начала 60-х годов вся страна переживала настоящий поэтический бум: поэзия становится модным увлечением молодёжи, литературные вечера как в столице, так и в провинции собирали сотни слушателей. Кошелев, юность которого приходится именно на бурные, романтические 60-е годы, в совершенстве овладевает навыками поэтического мастерства и очень рано обретает свой собственный неповторимый голос, даже самые ранние его вещи почти лишены обычных для начинающих поэтов формальных недостатков – перебоев ритма, неточных рифм и т.п., напротив, в них уже ощущается своеобразный стиль Кошелева:

Когда синий весенний дождь

Листья вязов приводит в дрожь,

На окошке увидев слезу,

Я уйду на грозу.

 

Пусть глаза пьянят, как вино,

Не держи, я уйду всё равно

В голубую слепящую высь,

Ну а ты улыбнись, улыбнись!

 

Легче дышится, я убеждён,

Под весёлым весенним дождём.

Видишь: молнии небо грызут?

Ну, прощай, я иду на грозу!

Это первое опубликованное стихотворение поэта, и уже в нём мы ощущаем дух самой эпохи – яркой, исполненной грандиозных свершений и надежд. Однако не стоит думать, что поэзия Кошелева вырастает из книг или из газетных лозунгов того времени, она – отражение самой реальности, понимание и восприятие мира через призму истории семьи, города, страны.

Родной для Кошелева Орехово-Зуево в послевоенные годы оставался провинциальным фабричным городом, где наряду со многими культурными и трудовыми достижениями привычными явлениями были пьянство, матерная ругань, драки, которые нередко заканчивались поножовщиной. Всё это тоже находит отражение в юношеских стихах Кошелева, не понаслышке знавшего настоящую, «злую» жизнь своего родного края:

И в глазах опять знакомый город,

И опять враги, опять ножи,

И опять я падаю, пропорот,

И опять хочу безумно жить...

Но сквозь эту жестокую реальность в ранних стихах поэта уже проступают решительные черты его лирического героя:

Из темноты и мрака,

Оттуда, где чувства сорятся,

Оттуда, где брань и драка,

Я ВЫРИСОВЫВАЮСЬ.

С 1966 по 1970 год Кошелев учился на филологическом факультете Орехово-Зуевского педагогического института. В то время там кипела бурная творческая жизнь. Наставником молодых поэтов и филологов был Авраамий Алексеевич Кайев – знаток словесности, автор учебника по древнерусской литературе, поэт, переводчик «Слова о полку Игореве», возглавлявший кафедру литературы. В конце 60-х годов на филфаке ОЗПИ учились Виктор Жигунов, чьи стихи будут выходить через несколько лет в издательстве «Молодая гвардия», талантливый орехово-зуевский поэт Геннадий Красуленков, и совсем юный Николай Дмитриев. В атмосфере совместных выступлений, дружеских застолий, учёбы и творческого общения Кошелева окрыляют успехи и мечты о будущем. Его стихи регулярно появляются на страницах местной печати. Он – неизменный победитель поэтических турниров, душа любой компании, у него множество поклонниц, ему завидуют, казалось бы, ему – умному, тонко чувствующему и много знающему – открыты все пути. Но вместе с тем, уже тогда, в годы беспечной юности, в душе Кошелева происходит тот болезненный надлом, который впоследствии приведёт его к полному жизненному краху. Опьянённый удачами, избалованный вниманием девушек, рано познавший мир соблазнов и сомнительных удовольствий, он постепенно превращает свою жизнь в бесконечный праздник. И хотя его сердце остаётся отзывчивым и ранимым, а его талант лишь крепнет, первые симптомы будущей болезни дают о себе знать уже в юности.

Вслед за ранним успехом приходят первые неудачи, неизбежные потери и разочарования, которые с каждым годом будут всё тяжелее и непоправимее. По причине предвзятого отношения со стороны экзаменатора Кошелев не смог сдать госэкзамен по русскому языку и вместо диплома о высшем образовании получил лишь справку об окончании вуза. С первого места работы – спецшколы для несовершеннолетних преступников – был уволен со скандалом: руководство школы, обнаружив у воспитанников тетради со стихами «аморального содержания», принадлежащих перу молодого учителя, сочтёт это веским поводом для отстранения его от работы. Личная жизнь поэта тоже понеслась под откос: семейное счастье было разрушено постоянным пьянством и изменами. Трижды Кошелев был женат, и каждый брак заканчивался разрывом, мучительным и для самого поэта, и для любивших его женщин. В дальнейшем, сменив несколько мест работы и нигде подолгу не задерживаясь, поэт будет осуждён за тунеядство и неуплату алиментов и проведёт несколько лет в ЛТП, то есть фактически за решёткой. Он пройдёт все круги алкогольного ада: лечение в психиатрической больнице, срывы, запои, потерю любимых, друзей, наконец, жалкое полунищенское существование и нелепая смерть.

И всё же, несмотря ни на печальные обстоятельства последних лет его жизни, почти до самого конца Кошелев лелеял надежду на то, что ему удастся добиться признания именно как поэту. Ведь он продолжал писать и отдавался поэтическому искусству целиком, по-прежнему активно участвовал в художественной жизни города, несколько лет даже руководил литературным объединением, но занятия литературой не приносили ему почти никаких средств к существованию. Попытки пробиться в большую литературу наталкивались на идеологическую чистку написанного, а для Кошелева, видевшего настоящую поэзию только искренней и честной, отступить от жизненной правды и писать в угоду конъюнктурным запросам времени было неприемлемым.

Действительно, многие стихотворения Кошелева – и юношеские, и зрелые – вскрывают острые социальные проблемы, актуальность которых очевидна и в наши дни:

...Люди, гляньте: это тупость!

Оторвите взгляд от звёзд:

Ходят гении, потупясь,

Дураки, задравши нос.

 

Как дешёвенькие бусы,

Как верёвку бубенцов,

Надевают лавры трусы

На загривки подлецов...

(«Двадцатый век», 1966)

Стихотворение «Герои?..» (1966) поражает смелостью поставленных в нём вопросов, активной гражданской позицией совсем ещё юного автора:

Вы над бронзовою горою,

И почёт вам такой большой,

Положительные герои

С отрицательною душой.

 

Вы лишь слово – аплодисменты

Рвутся дрожью с трусливых рук,

Ну, а кто вы: врачи? спортсмены?

Вы – великие, без заслуг?

 

Да очнитесь вы, люди из стали!

Мы, что руки в мозоли трём,

Не осла ли мы там поставили

Генеральным секретарём?

В те годы подобные стихи могли принести их автору отнюдь не признание и высокие гонорары, а лишь неприятности или даже серьёзные проблемы. Но поэт никогда не боялся говорить в стихах правду о происходящем в стране, его раздумья о прошлом и настоящем России не только не потеряли своего значения, но и в свете событий последних десятилетий обретают ещё более глубокое звучание.

Кошелев понимал, что избирая свой бескомпромиссный путь, он тем самым лишается возможности добиться большого литературного успеха, но совесть поэта осталась чиста. Всем своим творчеством Аркадий Кошелев доказал своё право войти в русскую поэзию, стать продолжателем её великих традиций. Размышляя о собственной судьбе, в поэме «Сын человеческий» (1979) он пишет:

Пусть богатеет жизнь людей,

Сердца-то их нищают:

Прощён подлец, прощён злодей –

Поэта не прощают.

 

К обидам душу приготовь,

Пусть бьют, прости им это.

– Вставай, поэт, и вытри кровь,

Кровь русского поэта.

Наиболее значительным произведением Кошелева стала созданная в середине 70-х годов поэма «Савва Морозов», где впервые в советское время крупнейшая фигура русского промышленника и мецената С.Т. Морозова была представлена без идеологических штампов и негативных оценок. Не удивительно, что подобное произведение не могло быть опубликовано в те годы, когда официальная историография рисовала личность Саввы Морозова исключительно в чёрных красках, как фабриканта-кровопийцу, что являлось несомненным искажением исторической правды.

Только в самом начале 80-х благодаря друзьям его стихи попадают на страницы литературных альманахов «Родники» и «Поэзия», выходивших в издательстве «Молодая гвардия». Более того, книга стихов, подготовленная Кошелевым, уже была принята в том же издательстве, но в последний момент отправлена автору «на доработку». Это означало, что через полгода поэт должен был вторично прислать подправленную рукопись, но несведущий в тонкостях советской книгоиздательской практики поэт решил, что издательство отказало ему в публикации, и не принёс исправленный вариант книги вовремя. Когда это недоразумение выяснилось, шанс выпустить книгу оказался безвозвратно упущен. Не дождавшись признания, не имея работы, не опубликовав ни одной книги, Аркадий Кошелев сжёг свою жизнь дотла.

В своих стихах поэт часто сравнивал свою жизнь с падением звезды. Этот яркий образ проходит через всё его творчество. Звезда, как зримый символ иной, запредельной реальности, манящей и недостижимой, впервые появляется у Кошелева в стихотворении «Звёзды» (1968):

Зовёт звезда мою больную душу,

Свет сквозь меня проходит и других

Ведёт с собой отважных и послушных,

И не сулит подарков дорогих...

Звёздное небо, всегда завораживающее человека, становится объектом поэтической медитации и в стихотворении «Что заставляет звёзды падать?..» (1971), где образ падающей звезды ещё не связывается напрямую с судьбой поэта, но уже вызывает у него глубокое раздумье:

Что заставляет звёзды падать?

И что их в небе тяготит?

– Вот снова маленькой лампадкой

Стремится вниз метеорит.

 

Мгновенье – и звезда исчезла,

Пропал голубоватый хвост.

И снова льётся свет из бездны

Загадочных, туманных звёзд.

Отныне образ падающей звезды притягивает Кошелева всё чаще, вызывая прямые ассоциации с собственной яркой, но, по сути, загубленной жизнью:

...Только снова ошибся я,

Только вновь опоздал;

С неба раненой птицею

Покатилась звезда.

(«Нет, весенней распутицей...», 1972)

Звезда упала искромётно:

Один прыжок, один стежок.

Как будто чиркнул спичкой кто-то,

Всего лишь чиркнул – не зажёг...

(«Звезда упала искромётно...», 1978)

Звёздная тема в разных её аспектах звучит во многих стихотворениях поэта («Не впервой за правду быть мне битым...», «Звёздные мечты», «Моя звезда», «Итак, вся жизнь пришла к нулю...» и др.), и почти всегда она связана с темой падения, разочарования, невозвратной утраты мечты, счастья, наконец, самой жизни:

Мне казалось, всё возможно,

И манила высота.

Но надежда ненадёжна,

Несговорчива мечта.

 

Быстра слава привечала,

Величала удальца,

Но начало прозвучало,

А конец не удался.

 

То, что снилось, удалилось

Безвозвратно, навсегда.

И слезой звезда катилась,

Путеводная звезда.

(«Мне казалось, всё возможно...», 1979)

Но, пожалуй, главный парадокс поэзии Кошелева и его печальной судьбы заключается в том, что всем своим творчеством, всей огромной силой своего таланта и даже своей собственной гибелью поэт утверждает именно красоту и правду Жизни, её победу над злом и смертью:

Не впервой за правду быть мне битым,

Оказалось, снова я неправ.

Выхожу на вечную орбиту,

Весь запас энергии отдав.

 

И однажды ты на небо взглянешь,

И, увидев белую звезду,

Обо мне тихонько плакать станешь,

В вечном счастье усмотрев беду.

 

Да, я счастлив вечностью движенья,

Вечной правдой бытия светил,

Проиграв, я выиграл сраженье

Тем, что жизнь победе посвятил.

Звезда Аркадия Кошелева, несмотря на краткий миг её появления, оставила яркий след на небосклоне русской поэзии. Работа по систематизации и изданию сохранившихся рукописей поэта уже ведётся. К сожалению, многое из творческого наследия Кошелева, оказалось утрачено в последние, самые скорбные годы его жизни. Но пройдёт ещё немного времени, и имя орехово-зуевского поэта по праву займёт одно из первых мест в ряду лучших представителей русской лирики второй половины ХХ века.

< Предыдущая